Петро Рух. Цикл стихов «Духовный отец»

              Часть первая
     ВАШ МИР СТАЛ МОИМ


                *     *    *  

Брат, прошу об одном тебя только:
Жизни цель для себя проясни,
Чтобы не было больно и горько
За напрасно прожитые дни.

Не плыви, как бревно, по теченью,
О мой брат, тебе нужно постичь
Свое вечное предназначенье
И его непременно достичь.

Разыщи человека святого,
Вопрошай со смиреньем его,
Помести его каждое слово
На алтарь бытия своего.

И к сознанью его ты сознаньем,
Как к груди материнской, прильни.
Лишь святые давать могут знанье,
Ибо истину видят они.

Научить нас способны лишь только
В этом мире святые одни,
Как прожить, чтобы не было горько
За бесцельно прошедшие дни.


                           *     *    *  

Если птица обычная вольно парит в поднебесье,
Отчего ж человек жизнь свою жалко, низко проводит?
Оттого что в ней нет никого, кто б божественной песней
Дал питанье его вечной, чистой духовной природе,

Кто примером своим вдохновлял бы его быть героем,
Бескорыстно готовым пожертвовать всем чем угодно
Ради блага других, и кто сделал бы доброй игрою
Его жизнь: интересной, возвышенной, яркой, свободной.

Люди, ваши мозги превращаются в манную кашу
Под воздействием СМИ, современного образованья,
Табака, алкоголя, разнузданной похоти вашей.
Киснет, тухнет, гниет, разлагается ваше сознанье.

Только высшая цель человеку дарует удачу.
Только высшая цель может сделать его человеком.
Значит, высшая цель быть должна у вас. Ну а иначе
Вырожденье — удел населения этого века.

Что есть высшая цель? Что есть жизнь в соответствии с нею?
В чем же тайна того, по чему наше сердце тоскует?
Чтобы это понять, мы нуждаемся в том, кто б своею
Жизнью дал нам пример. Так ищите же личность такую!!!


                  *     *    * 

Вы — душу питающий дождь благодати
И радуга счастья над этим дождем,
В бушующем море спасательный катер,
Который мы все в этом мире так ждем.

Вы — мудрости свет средь невежества ночи,
Оазис весны средь студеной зимы,
Даритель всего, чего сердце так хочет,
Чего вечно ищем повсюду все мы.


                *     *    *

Вы — Бога удивительный ответ
На все мои вопросы и мольбы.
Вы — яркий, чистый путеводный свет.
Вы — штурман корабля моей судьбы.

Вы — Господа святая благодать.
Вы — ангел, посланный меня спасти
И, дав мне все, что только можно дать,
Домой, обратно к Богу увести.


               *     *     *

Как солнца пламенеющий клубок
И как луна, что ввысь к себе зовет,
Так существует милостиво Бог
На благо всем, кто есть, всем, кто живет.

Вы в моей жизни, о учитель мой,
Подобны тоже солнцу и луне,
Которые сияют надо мной,
И существуете на благо мне.


           *     *     *

Мне бывает очень тяжело,
Ибо я невежествен, увы.
В этом заключается все зло,
А добро — что у меня есть Вы,
Утешитель и защитник мой,
Словно солнце в небесах моих,
Лучезарно чистый и прямой,
Как прекрасный, вдохновенный стих.


                *     *     *

Когда я был голодным, мне казалось,
Мне думалось, что я нуждаюсь в пище.
Но пищею душа не насыщалась,
Я чувствовал: иного сердце ищет.

И сколько б я ни ел, я был голодным,
Неудовлетворенным почему-то.
Хоть мой обед всегда был очень плотным,
Но счастье он давал лишь на минуту.

И вот я встретил Вас. И Вы мне дали
Вкус бескорыстия, любви, молитвы,
Которые питаньем моим стали,
Что слаще меда и острее бритвы.

Вы кормите меня из рук, как птицу,
Утенка гадкого, любовью к Богу,
Чтоб в лебедя сумел я превратиться
И в вечность смог осилить я дорогу.


                  *     *     *

Вы мне сказали, что душа я, а не тело,
И значит, тело все должно сгореть дотла
В огне служения, в огне святого дела,
В огне любви, которая меня спасла.

Как это сделать, Вы наглядно показали
Своим примером, жизнью собственной своей.
Поэтому в тот миг, когда Вы так сказали,
Душа все поняла, что нужно делать ей:

Жить так, учитель, как живете Вы, в той мере,
В какой хватает Вами же мне данных сил.
Вы учите меня на собственном примере
Всему тому, что я у Бога  попросил.


              *     *     *   

Жизнь Ваша прекрасна. И лишь потому
Моя жизнь настолько прекрасна.
Я чувствую, вижу: учили всему
Меня Вы отнюдь не напрасно.

Я Вашей заботливой доброй рукой
Из грязи был слеплен дорожной.
Учитель, с тех пор я счастливый какой,
Пером описать невозможно.

Вы — вечный учитель мой. Вечный. А я?
Кто я? Ученик я Ваш вечный.
Поэтому сладостна вечность моя,
И радость моя бесконечна,

Поэтому жизнь моя так хороша,
Проста, безмятежна, надежна,
Поэтому чувствую я: я — душа.
Без Вас это все невозможно.

                    *     *    *  

Вы не только прекрасны своей добротой,
Вы не только кристально чисты,
Вы не только мудрец и не только святой,
Исполнитель заветной мечты,

В Вашем сердце не только духовная мощь
И не только любовь и покой,
Вы не только способны любому помочь —
Важно то, почему Вы такой.

Вы — ученик ученика ученика,
Слуга слуги Господнего слуги.
Служенья Вашего могучая река —
Приток притока вечной той реки,

Что достигает океана бытия
Всевышнего, Его прекрасных стоп.
И жизни всей моей удача в том, что я —
Вашей реки малюсенький приток.


                          *     *    * 

Вдруг Ваш мир стал моим. И пускай никогда его мне
Не постичь до конца, я люблю его, я его житель.
Я живу в Вашем мире, в его вечно юной весне,
В его чистой любви. Тут приют мой, моя тут обитель.

Я живу в Вашем мире. Все Ваше здесь: и доброта,
И великая мудрость, служение людям и Богу.
Я живу в Вашем мире, хоть я Вам никак не чета.
И за Вами след в след я ступаю на Вашу дорогу.


                 *     *    * 

Учитель, каждый раз, когда свой лук
И стрелы мудрости, что Вы мне дали,
Роняю я из ослабевших рук
И воевать могу уже едва ли,

Вы говорите мне: «Жизнь — поле боя.
И каждый в этом мире — это воин.
Сражайся. Не скорби. Ведь Бог с тобою.
И ты победы будешь удостоен.

Не с ветряными мельницами бейся,
А с дьяволом, внутри тебя живущим.
Не бойся, не ленись, дерзай и смейся.
Твоим возничим будет Всемогущий».


                  *     *     *   

Я — Ваш вечный должник, я — Ваш вечный слуга,
Хоть слугою быть нынче не в моде.
Пусть не пара мы с Вами, не два сапога,
Пусть я Вам и в подметки не годен —
Я хочу вместе с Вами быть в деле одном,
Быть счастливым помощником Вашим
В этом мире и после, там, в мире ином.
Этой роли что может быть краше?!


              *     *     *   

Она была костлявой и босой.
«Я — смерть». А я ей: «Ну и что?» — в ответ.
Она мне: «Ну и все». И — щщть косой.
И жизни в этом теле больше нет.

А я? А я отправился туда,
Куда не заслужил, но где меня
Любили, ждали, помнили всегда,
За прошлое нисколько не виня.

Был это сон-мечта иль вещий сон?
Не знаю. Только все перевернул,
Все переставил в моей жизни он,
Забытое сокровище вернул.

На самом деле то не сон совсем —
То умер тот, кем вот еще вчера
Казался я и сам себе, и всем,
То умерла невежества кора.

И возродилась заново душа.
И возрождаться будет вновь и вновь,
Пока в ней, все преграды сокруша,
Не воцарится чистая любовь.


              *     *     *

Разлука с Богом… Не горька она,
А солона, подобно слез реке.
Она подобна морю, где нет дна…
И сердце плачет у меня в руке…

Откуда этот плач и почему?
Я просто слушал Вас день изо дня…
Тоску по Богу и любовь к Нему
Заставили Вы чувствовать меня…

Я не желал, я не искал ее…
И что же мне теперь поделать с ней?..
Вы, изменив все существо мое,
Живой цветок взрастили из камней…

Из каменного сердца моего
Что сделали Вы? Как теперь мне быть?
Вы, растопив и распахтав его,
Меня сподвигли Бога полюбить.

Учитель, это все Вы дали мне…
Все это Ваше… Ваше, не мое…
Тоски по Богу в пламенном огне
Ваша любовь, взывая, песнь поет…

Все это только Ваше. Ну а я
Стал просто частью Вас, и вот теперь
На цыпочках, дыханье затая
Вхожу я вместе с Вами в эту дверь

В мир, где разлука с Богом рвет сердца
И время поворачивает вспять,
Где всё одним трепещет без конца:
Надеждою с Ним встретиться опять.

Она подобна морю, где нет дна…
И сердце плачет у меня в руке…
Разлука с Богом… Не горька она,
А солона, подобно слез реке.


             *     *     *

Я понимал на уровне ума
И верил (так, как верят чудесам):
Молитва о любви — любовь сама,
А имя Бога — это есть Он Сам.

И, понимая, веря, делал я
Так, как учили Вы, насколько мог,
Насколько получалось у меня…
И вот они пришли — любовь и Бог…

Любовь и Бог… И полная луна…
И поднятые руки к небесам…
Молитва о любви — сама она!
А имя Бога — это есть Он Сам!


                     Часть вторая
                ЭТО ВОВСЕ НЕ МИФ

Это вовсе не миф. Все дошло до нас точно, детально.
Документов архив сохранился до наших времен.
И услышав от Вас эту повесть из жизни реальной,
Рассказать ее всем в этой книге я был вдохновлен.

Это были часы мракобесия и атеизма.
Это были часы, когда всем промывали мозги,
Приучая смотреть всех на мир сквозь безбожия призму,
Для того чтоб они не могли в жизни видеть ни зги.

К тем, кто верил, тогда относились безжалостно строго,
Не щадили ни их, ни их часто невинной родни.
Ему было пять лет, но он доступ имел уже к Богу,
Ибо благословлен был святым человеком одним.

А отец его был самым главным из всех атеистов.
Он не ведал, не знал ничего, просто сына позвал
После школы к себе в кабинет по-военному чистый,
Взял на руки его, улыбнулся и поцеловал.

Он смотрел на дитя с самой нежной отцовской любовью
И мечтал, как потом, возмужав, по отцовским стопам
Он пойдет истреблять боговерцев и как он их кровью
На земле навсегда утвердит, что всевышний — он сам.

«Дорогое дитя,— обратился к ребенку диктатор, —
Хоть тебе лишь пять лет, ты смышлен и разумен вполне.
Научился чему ты, о будущий наш император,
Мой преемник, мой сын, расскажи-ка, пожалуйста, мне».

«Мой отец-атеист, то, себя с чем ты отождествляешь,
Этот бренный комок мяса, крови, костей и мозгов,
Это тело — не ты, нет, ты душу собой представляешь.
Ты страдаешь, отец, от невежества тяжких оков.

Тебе кажется, ты — самый сильный и самый богатый,
Самый главный из всех на тобой покоренной земле.
Но однажды, отец, это тело зароют лопатой.
Так зачем же тогда ты по уши погряз в барахле?

Власть, богатство твое, твоя слава — лишь мусор все это.
Ради мусора ты убиваешь и мучишь людей.
И под гнетом твоим стонет бедная эта планета.
Ну а сам ты — лишь раб бесполезных и глупых идей.

Все идеи твои нереальны, вредны и нелепы.
Мысль о власти твоя — бред, поскольку у Бога вся власть.
Как от предков твоих здесь остались лишь вещи да склепы,
Так в конце и тебя смерти ждет неизбежная пасть.

Так жалка, так пуста, так несчастна судьба атеиста.
Но на свете есть Бог, ты — душа, ты — служанка Его,
Ты — вечна, ты — чиста, но живя в этом теле нечистом,
Под влияньем его ты не знаешь, увы, ничего.

Ты не знаешь, что есть бесконечное, вечное счастье.
Это счастье любви между Богом и чистой душой.
И что душу не сжечь, не убить, не разрезать на части,
Ты не знаешь, отец, хоть не маленький ты, а большой».

Сняв с колен малыша, император в усы усмехнулся:
«О проклятье! Ему отравили сознанье враги».
И к ребенку затем он с досадой опять повернулся:
«Кто тебя подучил говорить так? Скажи. И не лги».

«Нет на свете врагов. Все мы — братья и сестры, мы — души,
Мы — духовны. И мы все — семья. И Отец наш един.
Но в невежество кто погрузился по самые уши,
Всюду видит врагов с детства и до глубоких седин,

Он завидует, лжет, ненавидит, боится и хочет
Покорить этот мир. До чего же нелепая мысль!
Относиться к другим, как к себе самому — вот в чем очень
Верный, мудрый, простой и практичный содержится смысл».

Вот такой был допрос. Не добившись иного ответа,
Император велел непутевого сына отдать
Программаторам, чтоб из мозгов его сделать котлету,
Сделать зомби его, атеизмом нафаршировать.

Время шло, и дитя обучали сперва дарвинизму,
И теории взрыва, и прочим абсурдным вещам,
На которых стоит вся система идей атеизма.
Самый хитрый и злой гений мальчику лично вещал.

Снова сына отец как-то вызвал к себе на беседу.
Мальчик полон был весь уваженья к отцу своему.
Император был рад. Он решил: не осталось и следа,
От крамольных идей. И поэтому добр был к нему.

Он обнял малыша, Приласкал, усадил на колени,
Он вдохнул аромат его черных курчавых волос
И сказал: «Мой сынок, ты так долго, не ведая лени,
Обучался, и вот поумнел и немножко подрос.

Милый сын, расскажи, что узнал ты, чему научился.
Я мечтаю о том, чтобы вскоре ты правил страной,
Я мечтаю о том, чтоб, сынок, из тебя получился
Мой помощник, мой друг, чтобы ты заодно был со мной».

«Хорошо, мой отец, что ж, с тобой буду я откровенен.
Знаю наверняка: лишь Господь — цель всех знаний, и все.
Если любишь Его, твое сердце полно откровений,
И тогда каждый день, каждый миг тебе знанье несет.

А иначе все то, что считается в обществе знаньем, —
Вид невежества лишь, хоть за это дается диплом,
Ведь безбожная жизнь — тяжелейшее из наказаний,
Ведь безбожная жизнь величайшим является злом.

Если в наши мозги долго вдалбливать: «Нет в мире Бога», —
То способность Его видеть, слышать исчезнет у нас.
И тогда наша жизнь станет жалкой, пустой и убогой.
Сделать жалкими всех — это твой дальновидный заказ.

Это план твой — из всех сделать стадо пугливых баранов,
Ведь без Бога сей мир — как без кормчего в море фрегат.
Кто не видит во всем совершенства Господнего плана,
Озабочены тем, что фрегат их плывет наугад.

И тогда, как котят, как беспомощных, слабых зверушек,
Можно всех подчинить и заставить себе их служить.
Очень тонкий подход: связь с Всевышним в их сердце разрушить
И, конечно, взамен связь с материей им предложить.

С Богом связь нам дает счастье, знанье, свободу и силу.
Связь с материей нас может только лишь поработить.
Цель твоя — погрузить всех в материю, словно в трясину,
В свои сети поймать, а моя — всех их освободить».

Император взревел, он был в бешенстве, в яростном гневе:
«Всех немедля ко мне пригласить его учителей!
Моим лютым врагом, что, у матери стал он во чреве,
Или вся эта дурь налетела к нему из щелей?!

Это козни врагов! Это явная чья-то измена!
Кто не знает еще, тот узнает жестокость мою!
В страхе передо мной смельчаки себе резали вены,
Зная, что, попадись мне они, я их в муках сгною!»

Но допросы никак не добавили ясности в дело.
Против учителей не нашлось ни малейших улик.
Вся машина страны, изо всех сил стараясь, потела.
Но тиран ничего не узнал, как он ни был велик.

И тогда на дитя император всю злобу обрушил:
«Негодяй, говори! Говори, кто тебя научил!»
Но был невозмутим его сын, когда брань эту слушал,
Был он светел и тих, как в безветрии пламя свечи.

«Искра Божьей любви возгорается в сердце лишь только
От великой свечи, от того лишь, кто с Богом, кто свят.
А те люди твои, что меня обучали, нисколько
Никогда никого на великое не вдохновят.

Искру Божьей любви невозможно подсунуть под двери,
Невозможно ее передать, не имея в себе.
Так что ты отпусти всех, кого ты схватил, и поверь им:
Невиновны они в моей очень счастливой судьбе.


Дорогой мой отец, от огня возгорается пламя.
Встреча с этим огнем — вот удача моя, мой успех.
Я был крохой, когда состоялась она между нами,
Ну а он — неземным и таким непохожим на всех.

Был младенцем я, но понял: вот мой духовный учитель.
Ибо был он вовне проявленьем того, кто внутри
В сердце жил у меня. Нет, отец, вы его не ищите.
Он покинул сей мир. С той поры уж прошло года три».

В раскаленную медь от безумной, чудовищной злобы
Превратились глаза императора в этот момент.
Четко он приказал: «Так: мальчишку убейте. И чтобы
Был забыт навсегда этот вредный для нас элемент».

Что случилось потом, называется попросту чудом.
Протокол же гласит: непонятный, но подлинный факт.
Мальчугана ничем, ни с близи, ни в упор, ниоткуда
Целый госаппарат был убить не способен никак.

Его вешали, жгли, рвали, резали, клали на плаху.
Столько способов есть, только не подошел никакой.
И при этом малыш не испытывал гнева и страха.
На счастливом лице — дружелюбие, мир и покой.

И вдобавок к тому всем, кого б пред собой он ни видел,
Проповедовал он и мгновенно менял их сердца.
О, какой это был безупречный, возвышенный лидер!
И воистину он превзошел все надежды отца.

Император мечтал, что дитя его встанет у власти,
Но представить не мог, как могуча власть чистой любви.
Как отец и желал, мальчик в жизни обрел свое счастье,
Только строил его на добре он, а не на крови.

Он всего лишь в пять лет превзошел все отцовы надежды,
Он всего лишь в пять лет превзошел и отца самого.
В этом ценный урок: атеист есть по сути невежда,
И без воли Творца не поделать ему ничего.

Император вскричал: «Где и как ты берешь свои силы?
Ты — всего лишь мой сын. Пятилетний ты лишь мальчуган».
Он смириться не мог, и его это страшно бесило,
Что мальчишку не брал ни кинжал, ни огонь, ни наган.

Сын ответил ему: «У всего есть единый источник.
Свои силы беру там же я, где и ты их берешь.
Бог — даритель всего. И ничто, ни единый листочек
Не шевелится без Его воли. И это не ложь».

«Говоришь, что не ложь?! Где твой Бог? Почему я не вижу
В этом мире нигде никакого Творца и Судьи?»
«Он везде, о отец! Оглянись, рассмотри все поближе,
Постарайся открыть ты воистину очи свои».

«Ах, везде, говоришь?! И в колонне тогда этой тоже?
Ну тогда я Его уничтожу. А следом тебя, —
Засмеялся тиран, — поглядим мы сейчас, что Он может».
И стучать кулаком стал, колонну на части дробя.

И разбив на куски ту колонну, он Бога увидел.
Бог является всем, но безбожникам — только лишь раз.
Воплощенная смерть — вот в таком ужасающем виде
Каждый видит Его в отведенный для этого час.

Если мы не хотим видеть в Боге любимого Друга,
Если мы не хотим видеть в Нем дорогого Отца,
Все равно к нам придет исцеленье от злого недуга
Атеизма, когда наша жизнь добредет до конца.

Бог приходит как смерть. Для одних смерть страшна и ужасна.
Для других же она — возвращенье обратно домой.
Кто Его полюбил, для того смерть светла и прекрасна,
Для того здесь и там — всюду Бог, близкий, добрый, родной.

Документы гласят: император скончался в тот вечер.
Его смерть подняла много шуму до самых границ.
Через несколько дней собралось всенародное вече.
Императором был избран он, пятилетний наш принц.

И правленье его было просто на сказку похоже,
Это был золотой, самый лучший в истории век.
Я сегодня молюсь за страну свою, чтобы в ней тоже
К власти вскоре пришел вот такой же святой человек.


                Часть третья
          МОИ СТРАНСТВИЯ


                *     *     *

Пешком по военно-грузинской дороге.
Рюкзак за спиной и полжизни. Весна.
Душа наслаждается мыслью о Боге.
Дорога моя высока и ясна.

На юг. Там меня ожидает служенье.
Посланье духовного мира со мной.
И каждый мой вдох, каждый шаг и движенье
Наполнены этой цветущей весной.


            *     *     *

Карадэни́з Сахи́ль Ёлу́¹
Под южным ласковым дождем…
И шепчут Господу хвалу
Тихонько волны… Мы идем…

Мы — это Бог,  Вы, ну и я,
Поскольку Вы с Ним, господин,
Живете в сердце у меня,
И никогда я не один.

Все зеленеет… А вверху —
На пиках гор невдалеке —
Снег, словно все они в пуху…
Нет, словно все они в такке́́²…
_________________________________
¹ Черноморская Береговая Дорога в Турции (тур.)
² Белая тюбетейка из тонкой ткани (тур.)


        *     *     *

Великая эта страна,
Где люди как жители рая,
Всевышним благословлена.
Нет в мире прекраснее края.

Я свой здесь. Я — дервиш, поэт,
Я в этой культуре как рыба
В воде. И препятствий мне нет.
И Богу за это спасибо.


                   *     *     *

На средиземноморском теплом берегу
Себе ночлег устроил я под плеск прибоя…
Любовь — все, что имею я и берегу,
Любовь — то, без чего я ничего не стою.

Любовь к кому-то — не желанье заменить
Ему собою Бога — это невозможно —
А в том, чтоб с Богом его воссоединить.
Любовь иная безответственна и ложна.


               *     *     *

Такой красы представить я не мог…
Субтропики… Лес, горы, водопады…
Коль мир таков, то как прекрасен Бог!
И что нам, кроме Бога, еще надо?!

Вы научили так меня смотреть
На все вокруг и всюду видеть Бога.
И я, вместо того чтобы стареть,
Стою у вечной юности порога.


                  *     *     *

Не занят я ни поисками приключений,
Ни мыслями о деньгах и своей судьбе.
Я проповедую великое ученье
Своим примером самому себе.


                   *     *     *

Высоко в горах есть небольшой поселок
Под названьем Аксэки́. Меня сюда
Подвезли. И вот иду я среди елок
С рюкзаком своим, счастливый, как всегда.

Вдруг какой-то старичок ко мне подходит,
Приглашает в гости в крошечный свой дом,
По двору меня загадочно проводит.
Боже! Верю я глазам своим с трудом!

Вижу я нерукотворные фигуры,
В изумленье стоя у его дверей.
Всюду Богом сотворенные скульптуры —
Камни в форме разных птиц, людей, зверей.

Он всю жизнь свою их собирал в округе,
Маленький крестьянин, дедушка Мехмет.
И о нем уже как о старинном друге
Я пишу стихи, как будто много лет

Мы знакомы с ним. Меня за стол он садит,
Кормит фруктами из сада своего.
Сказочный музей, чудесный тихий садик —
Это Богом восхищение его,

Дедушки Мехмета скромная попытка
Удивить людей искусностью Творца.
И веселая сердечная улыбка
Не уходит с его светлого лица.

Я ему свои стихи затем читаю…
Вам теперь должно быть ясно, почему
Милым моим туркам я открыть мечтаю
Тайну тайн о Боге и любви к Нему…


            *     *     *

Я в спальном мешке. Палатка.
Проснулся у стен мечети.
Спалось хорошо и сладко.
Обычно так спят лишь дети.

Столица суфиев Конья
Гюзэ́ль энтари́ одела.
Гляжу я в небес бездонье.
Да, я душа, а не тело,

Не чувства, не ум, не эго.
Совсем я другое нечто.
Я словно нырнул с разбега
Из бренного в то, что вечно.


                *     *     *

Неделя в Грузии. Тбилиси. Храм.
Духовный мир здесь просто, дом родной.
Весь суетный материальный хлам
Остался там, за каменной стеной.

Я осчастливлен и благословлен
С людьми святыми здесь общаться мочь.
Я в них во всех воистину влюблен.
В их обществе я здесь и день, и ночь.

Как стая лебедей, они летят
Навстречу Богу, чувствуя экстаз…
И знаете, они все так хотят,
Все так мечтают здесь увидеть Вас.


                        *     *     *

Сегодня Господь так красив! Он подобен… Но нет,
Воистину нет ничего, с чем Он мог бы сравниться.
Крупица Его красоты — этот весь белый свет.
И вот перед Ним в восхищении падаю ниц я.

Сегодня Господь так красив! И я ниже травы
Склоняюсь пред Ним, пред Его красотой безмятежной.
И в этой Его красоте, мой учитель, есть Вы —
На стопах Его вы жасмина цветок белоснежный.


            *     *     *

Невозможно оторвать глаза.
И шалеешь и трепещешь весь.
Бог. Его блаженная краса,
Его личность предо мною здесь.

А вернее, я здесь перед Ним.
И Он смотрит прямо на меня.
И глаза напиться Им одним
Жаждут, словно бабочки огня.

Я лечу в Его красы огонь.
Перед ней тускнеет все вокруг.
Как цветок, нежна Его ладонь.
Пью я красоту из Его рук.

Каждый, кто идет за Вами вслед
По чудеснейшей из всех дорог,
Видит вдруг, что был он прежде слеп,
Видит вдруг: «О как прекрасен Бог!»


               *     *     *

Сквозь дебри по заброшенной тропе
Я восхожу на горную вершину.
Дрозд свою песню звонкую пропел.
Змея лежит поодаль недвижимо.

Куда ни глянь — лишь лес сплошной стеной,
Да иногда причудливые скалы,
Да до смерти напуганные мной
Бегут с тропы трусливые шакалы.

В лесу дремучем вечный полумрак.
Здесь небо лишь местами и немного.
А черепах — как в городе собак.
И воздух — чистый кислород, ей Богу.

Вот наконец покорена гора
(Какое выражение смешное).
Внизу Тбилиси и течет Кура
В чудесный день цветущею весною.

Суббота, выходной. И там внизу
По-своему все счастливы немножко.
Детей гулять в колясочках везут
По улицам и парковым дорожкам.

Влюбленные целуются. Друзья
В общении проводят время дружно.
А мне их жаль, им сострадаю я,
Поскольку знаю, что всем людям нужно.

Все ищут счастья, дружбы и любви,
Поскольку такова природа наша.
Это желание у нас в крови.
Но то, что мы находим — капля в чаше.

Нам нужен Бог и отношенья с Ним.
Любви и дружбы с Ним мы вечно ищем.
Но снова заменив Его другим,
Мы одиноки все еще и нищи.

Мы так малы! А Бог такой большой!
Все малое к великому стремится.
Душа ждет встречи с Высшею Душой.
Душа лишь Богом удовлетворится.

Вы с Богом познакомили меня.
Он вечный друг наш, вечный наш любимый.
И все счастливей я день ото дня.
И это счастье непоколебимо.

Там, где-то далеко внизу наш храм.
И там живет Он — Сам Господь Вселенной.
Зачем? Зачем Он поселился там
В Своем духовном облике нетленном?

Наш храм не виден мне, поскольку я
На высоте орлиного полета.
А с высоты Его — так вся Земля
Просто ничтожно крошечное что-то.

Зачем Ему еще какой-то храм?
Он — Высший Дух, Владыка Мирозданья.
Но милосердно проявился нам
Он в форме счастья, вечности и знанья.

Как много храмов, где Господь живет!
Не стены, а любовь Его пленяет.
И всем, в молитве кто Его зовет,
Себя Он непосредственно являет.

И вот спускаюсь я с тех диких гор
И возвращаюсь в храм. А в храме чудо:
Звучит молитвенный прекрасный хор
И лица просветленные здесь всюду.

И не материальный, но живой
(Материя мертва на самом деле)
Бог внемлет с чуть склоненной головой.
Он хочет, чтобы мы всегда так пели.

И то, что мы поем, когда-нибудь
Все люди мира запоют повсюду,
Увидев в этом к счастью верный путь,
И в каждом сердце Божьи храмы будут.


           *     *     *

Видя Вас, я думаю о Боге.
Видя Бога, думаю о Вас.
В этом храме, Господа чертоге,
Я Его благодарю сейчас:

«О Всепривлекающий, о Боже,
До чего же благодарен я
За дары Твои, за то, что может
Сердце видеть: мир — одна семья,

Видеть, как все связано с Тобою,
И любить за это целый свет,
Восхищаться собственной судьбою,
А не сожалеть на склоне лет.

О Всерадующий Бог, спасибо
За учителя, что Ты мне дал.
Это величайший дар Твой, ибо
Именно об этом я мечтал.

Именно об этом я молился.
И теперь я это так ценю.
Дух любви Твоей в нем воплотился.
Он подобен Твоему огню.

И холодный, твердый прут железный —
Сердце омертвевшее мое,
Для которого все бесполезно
Было раньше, ныне песнь поет.

Мягким став от соприкосновенья
С пламенем и растопившись в нем,
С Твоего, Господь, соизволенья
Этот прут становится огнем.

В этом весь секрет преображенья:
Человек становится как тот,
Кого любит и кому служенье
Он с любовью искренне несет.

Это величайший дар Твой, ибо
Именно об этом я мечтал.
О Всерадующий Бог, спасибо
За учителя, что Ты мне дал».

В этом храме, Господа чертоге,
Я Его благодарю сейчас…
Видя Вас, я думаю о Боге.
Видя Бога, думаю о Вас…


            *     *     *

Автобус Тбилиси-Стамбул.
Две тысячи сто километров.
Я, слушая Вас, вдруг уснул,
Морским убаюканный ветром.

Я спал. И сознанье мое
Как будто в мир грез погрузили,
В иллюзию, в сон, в забытье.
Мне снился Кавказ и грузины.

Я спал. Но сквозь негу и сон
Держалась душа за Ваш голос.
Был связью с реальностью он,
Единственной, тонкой, как волос.

Автобус Тбилиси-Стамбул
Напомнил мне жизнь мою этим.
Когда-то я крепко уснул,
Во сне моем море и ветер,

Егоистичный мираж,
Иллюзия и наважденье.
Но слышу я голос здесь Ваш,
Ведущий меня к пробужденью.


                             *     *     *

Столица Сельджукской империи Конья. Я стал ее пленным.
Музей-монастырь деда суфиев Джеляледдина Руми
Поныне пропитан его удивительным духом нетленным.
Я рад несказанно быть здесь. Эту радость попробуй уйми.

Вот кельи, где дервиши пели молитвы под музыку нежно
И где повторяли на четках любимого Господа Имя.
А здесь танцевали, кружась в состоянье таком безмятежном,
Что Бог приходил незаметно сюда танцевать вместе с ними.

Хазрета Мевляну смиренно молю дать мне благословенье,
Чтоб тут, на земле его древней, я мог продолжать его дело,
На свет вынося Боголюбье из тьмы и из пыли забвенья.
И сердце мое закружилось, и взвилось, и ввысь полетело.

Мевляна учил: «Будь в смиренье и скромности словно земля,
А в гневе будь словно мертвец, ну а в щедрости словно река,
В прощенье как море будь, Господа Бога с любовью моля,
Как солнце чтоб всех добротою твоя согревала рука».

Но так говорят и другие. А вот что меня потрясло:
«В сокрытье чужих недостатков ты будь словно черная ночь».
Я впал в состоянье блаженства от этих пронзительных слов,
Поскольку лишь Вы говорите об этом же самом точь в точь.

Ту самую заповедь,что я когда-то от Вас услыхал,
Прочел я на стенах старинных суфийского монастыря.
В сокрытье чужих недостатков как ночь чтоб я черная стал,
Вы напоминаете мне, с этих стен здесь со мной говоря.

Духовный учитель духовен. Он вне всех времен и всех мест.
Учиться — не значит всего-лишь прилежно ходить на уроки.
Когда есть учитель, любое мгновенье — урок или тест.
И сессию нужно сдавать регулярно и в нужные сроки.

Ведь жизнь — это школа духовной учебы. И только. И все.
У человеческой жизни иного нет предназначенья.
Духовный учитель, беря на себя, вместе с нами несет
Ответственность как за процесс, так и за результат обученья.

Когда человек — ученик, с ним творятся везде чудеса.
Когда человек — ученик, его жизнь вся наполнена смыслом,
Тогда все вокруг — мегаполисы или глухие леса —
Обогащает сознанье его, его чувства и мысли.

Мой благословенный учитель, здесь, в этой старинной текке¹,
Вы вновь, как всегда и везде, мне даете сейчас наставленья.
Я словно плыву вместе с Вами по жизни священной реке
На флагманском крейсере к Божьей обители по направленью.
___________________
¹ Обитель дервишей (тур.)


                 *     *     *

Танец дервишей Сема. Сюда вновь и вновь
Прихожу, чтоб присутствовать в этом
Чистом таинстве, где только Бог и любовь.
Лишь они привлекают поэта.

Танец Сема. Он снова начнется сейчас.
Я сейчас его снова увижу.
Хоть я видел его уже тысячу раз,
Предвкушаю, садясь еще ближе.

Шейх с великой любовью монахам дает,
Как отец, Божьи благословенья.
И на это смотря, мое сердце поет.
Как близко ему это явленье!

Вспоминаю я Вас, мой возлюбленный шейх,
В этой самой возвышенной части
Церемонии Семы, от пят до ушей
В теле чувствуя высшее счастье.

Как детей, шейх целует монахов опять
В их склоненные головы нежно.
И они начинают затем танцевать
Так красиво и так безмятежно.

Вот и я в продолжение каждого дня
Мое сердце склоняю пред Вами.
И в него Вы целуете нежно меня
Вашим голосом, взглядом, словами.

И затем я танцую, и жизнь вся моя,
Каждый шаг мой становится Семой,
И танцует мой ум, как фонтана струя,
И становятся чувства поэмой.


           *     *     *

Я думал, что в Конью еду
Стихи пораспространять,
Ну и поклониться деду
Мевляне и здесь обнять

Его тюрбе¹, эти стены
И, может, чуть отдохнуть
От западной той системы.
Ну и пописать чуть-чуть.

Но вот не чуть-чуть, а много
Мне пишется в Конье тут.
Как ливень с небес, от Бога,
Стихи из души идут.

Не зря на рассвете рано
Хожу я к его тюрбе.
Великий поэт Мевляна
Явился в моей судьбе.

Не зря я молюсь на четках,
Его музей обходя.
Мне слышатся в сердце четко
Стихи, как струи дождя.

Чтоб быть способным на это —
Сердца людей зажигать,
Благословенье поэта
Мне нужно было снискать.

И я снискал. И вот сдвиги
Уже какие-то есть:
Три четверти этой книги
Написаны были здесь.

Учитель, Вы мне сказали:
«Без милости свыше нет
Писать для людей скрижали
Возможности, о поэт.

И чем ты будешь смиренней,
Тем больше сможешь снискать
Повсюду благословений
Сердца людей зажигать».
______________
¹ Усыпальница (тур.)


               *     *     *

Прекрасная, милая моя Конья…
Прекрасная, милая моя Турция…
Я здесь отдыхаю от беззакония,
От пошлости, грубости и коррупции…

Земля, где хранятся ценности вечные,
Земля, где живы святые традиции,
Где люди добрые и человечные,
Где сердце мое летит вместе с птицами…


                 *     *     *

Стою на солнцем выжженной горе.
Гляжу на Конью, древний этот город.
И даже в этой доменной жаре
По-прежнему он зелен, свеж и молод.

Велик он тем, что сотни лет назад
В нем жил один святой учитель просто.
И весь тогда Сельджукский султанат
Был под его духовным руководством.

Когда Мевляна с кем-то говорил,
Все люди восхищались и дивились,
И все, даже великие цари,
Его учениками становились.

Он эту землю одухотворил.
И слово сказанное им любое
Как чудо было, ибо говорил
Он не устами, а своей любовью.

У жизни человеческой есть цель —
Связаться с Богом и вернуться к Богу.
Жизнь — этому нас учащий лицей.
Жизнь — к Богу наша верная дорога.

Иная жизнь бессмысленно пуста.
Иная жизнь — лишь времени потеря.
Иная жизнь — не жизнь, а суета,
Тюрьма, откуда все закрыты двери.

Найти пытаясь сами дверь и путь,
Мы понимаем наконец: мы слепы.
Свет знанья должен дать нам кто-нибудь,
Без этого мы словно в темном склепе.

И лишь живой учитель этот свет
Способен дать. Таков вселенский принцип.
И без него малейших шансов нет
Душе попасть в объятья ее Принца.

В объятья Бога, в мир любви Его
Вести способен тот, кто сам живет там.
Он превращает в ангела того,
Кто раньше лишь двуногим был животным.


                Часть четвертая
       МУХАММАД ГАЗАНФАРИ

Стихотворенье «Мухаммад Газанфари»,
Которое давно ко мне просилось,
Пишу практически с зари и до зари.
Как раз заря. И небо прояснилось.

Две трети если написал я за два дня,
То завтра, может быть, уже закончу.
И больше никогда не будет у меня
Стихов сильней, пронзительней и звонче.

Подобного поскольку больше ничего,
Пожалуй, никогда не приключится.
Был это миг предназначенья моего.
Раз в жизни это может лишь случиться.

Но это не беда, поскольку у других
Так вообще в их жизни не бывало.
Пусть вдохновят меня на новые шаги
Воспоминанья, хлынувшие шквалом.

Мне книга памяти диктует, говорит.
Я просто списываю с этой книги
Стихотворенье «Мухаммад Газанфари»
О самом ярком в моей жизни миге.

Хотя не так уж много лет прошло с тех пор.
Но все ж года идут. А связь с ним крепче.
Его присутствие — как снег на пиках гор,
Как руки, что положены на плечи.

На улице уже включились фонари...
Когда он рядом был, в уме родилось:
«Вот рифма к Мухаммад Газанфари —
Включились фонари». И пригодилось…
                _____________

История эта прекрасна и очень грустна.
Храня ее в памяти, радуюсь я и печалюсь.
Важней, незабвенней и сердцу дороже она
Всех прочих историй, что в жизни моей приключались.

И каждый, кто слышал ее, говорил мне, чтоб я
Опубликовал описание этих событий.
И я обещал. Только ждал, вдохновенья струя
Когда вдруг забьет, когда музе я стану открытей.

И вот поэтическая снизошла благодать,
Пришла ко мне муза и долго уже не уходит.
И я вдруг решился: все, больше не буду я ждать.
И сел за перо, помолившись на солнца восходе.

Учитель, позвольте рассказ этот Вам поднести,
Рассказ об удаче моей личность редкую встретить
И ей послужить, хотя я бесполезен почти.
Для этого, может быть, я и родился на свете.

Такое же лето, как нынче, но пять лет назад.
Как нынче, тогда путешествовал я автостопом.
Каспийское море. И горы. И с неба гроза
Обрушилась вдруг громыхающим, чистым потопом.

Я вместе с дождем шел по горным лесистым хребтам.
И папоротник с ежевикой служили мне пищей.
А вечером встретил охотничью хижину там.
И выспался в ней. А вокруг ночью выли волчищи.

С утра вновь отправился в путь. И спустился к реке.
Ее перешел. И набрел на поселок под вечер.
Куда я попал? И вокруг на каком языке
Написано все, хоть звучат мне понятные речи¹?

Иран! Да. Персидские буквы. На дамах хиджаб.
И очень спокойные, благочестивые лица.
Когда, где была мною пройдена эта межа?
И вот я преступник теперь, нарушитель границы.

Что делать? Обратно идти? Так ведь могут поймать.
«Ну ладно, на все воля Божья — коль я уж в Иране,
Увижу Иран, и как милость Небес принимать
Все буду», — решил я, хоть знал: я ареста на грани.

И стал я гулять по Ирану. Но все же чутье
Мое не ошиблось: меня таки арестовали.
Я думал: «Зачем? В чем здесь предназначенье мое?
Ведь я же хотел побывать вскоре на фестивале».

Не жаль мне, что тот фестиваль проходил без меня.
События эти всей жизни моей мне дороже.
С тех пор у меня ни единого не было дня
Без мысли: «За это о как благодарен я, Боже».

Допросы, и суд, и немножко иранской тюрьмы
Не принесли никаких болевых ощущений.
Меня выпуская, охрана сказала мне: «Мы
Ждем в гости тебя, приезжай, только без нарушений».

Отдали меня пограничникам в Азербайджан,
Откуда ушел я в Иран, чем закон их нарушил.
И там я увидел его. Он избитый лежал.
Так встретил я в камере эту великую душу.

Он мог говорить по-английски. Английский я знал.
Ему было двадцать. И звали его Мухаммадом.
Фамилия Газанфари. Совершенно ясна
Природа его мне была сразу, с первого взгляда.

Мы стали друзьями. Мы вместе сидели в СИЗО.
Нас вместе возили на суд. И могли мы общаться.
Мне вешали срок, а я думал: «Как мне повезло!
Общенье с такою душой — очень редкое счастье!»

Он в Афганистане родился вне брака, и мать
При родах его умерла. Отца не было тоже.
Но Бог — всем и мать, и отец. Он решил ему дать
Защиту, хоть мир весь готов был его уничтожить.

Господь так устроил, что добрый один семьянин
Младенца в семью свою взял. И в Кабуле три года
Пусть худо да бедно, но все-таки жили они.
Потом там совсем стало плохо простому народу.

Тогда нелегально семья уезжает в Иран,
С собою берет несмотря ни на что Мухаммада.
Пять лет жили вместе они в городке Исфахан.
И вновь им куда-то уехать становится надо.

Сказал опекун ему: «Вот я тебя воспитал.
Тебе восемь лет. Мы бедны, и нигде нет нам места.
Мы здесь нелегальные беженцы. И час настал
Уехать отсюда нам всем, а куда — неизвестно.

Ты очень смышлен, ты способен прожить уже сам.
Спи в парке под деревом. Вот тебе денег немного.
Прощай. Будь всегда благодарен за все Небесам.
И не забывай поклоняться Всевышнему Богу».

Так мальчик остался на улице. Свой капитал
Вложил он, купив в типографии пачку листочков
С молитвами. Эти молитвы затем раздавал
За милостыню, платы не устанавливал точной.

Он не был торговцем, но деньги давали ему.
Хватало на жизнь и покупку молитв новых пачек.
Он был добр, правдив, аскетичен, чист. И потому
Был счастлив всегда в своем сердце святой этот мальчик.

Все время свое проводил он, читая Коран.
Он слушал имамов. Хотел говорить лишь о Боге.
Хотел проповедовать, но это был ведь Иран —
На проповедь без документов запрет очень строгий.

Лишь тот, кто прошел медресе², у кого есть диплом,
О Боге другим говорить получает там право.
И он в медресе поступил бы, но сложность там в том,
Что на нелегалов-афганцев проходят облавы.

Их ловят, затем отправляют их в Афганистан.
Его не ловили — персидский он знал безупречно.
Все думали: «Наш это, речь его очень чиста».
Но если б проверили, стало б все ясно, конечно.

А в сердце его было море огромной любви
К Всевышнему. И он мечтал ей с другими делиться.
Другой бы сказал себе: «Брось и спокойно живи».
Но он не хотел и не мог уже остановиться.

И вот он решил: «Изучу я английский язык,
Попробую с помощью Божьей попасть заграницу.
И буду учить я людей на основе их книг
Любить Всемогущего больше, чем ока зеницу».

Он долго готовился. Он уже точно решил.
Но ждал указаний. И как-то во сне их услышав,
Поехал к границе, ее перейти поспешил.
И тут же был пойман. Так было задумано свыше.

«Ты знаешь, я понял теперь, — мне сказал Мухаммад, —
Зачем пожелал Бог так сделать с моею судьбою.
Я всем несказанно доволен. Я счастлив и рад.
Поскольку меня Он хотел познакомить с тобою».

А я ему просто рассказывал то, что от Вас
Услышал. И он был за это мне так благодарен!
Он слушал с огромным вниманьем мой каждый рассказ
И впитывал все. И от этого я был в ударе.

Услышав о том, что бывают монахи, он так
Обрадовался и сказал: «О, какая удача!
А мне говорили: коль я не женюсь, то никак
Меня Бог не примет. А все оказалось иначе!

Я ради Него согласился бы и на жену.
Он дал бы ресурсы на содержанье семейства.
Но время не хочется тратить в семейном плену.
Хочу проповедовать я всех забот этих вместо».

Он был целомудрен, всю жизнь целибат соблюдал.
Мечтал так до смерти прожить в этом статусе чистом.
И кроме служенья, в мечтах ничего не видал.
Он был вдохновленным всегда и таким оптимистом!

Всем, кто хоть на десять минут попадался ему,
Он так проповедовал! Метко, изящно, красиво.
Я переводил для него, удивляясь уму,
Душевности мягкой его, его внутренней силе.

Любой, кто услышал его, начинал совершать
Намаз регулярный, менялся и к Богу стремился.
Преступников он побуждал радикально решать
На путь добродетели встать, не на путь экстремизма.

Он так говорил: «Все религии Богом даны.
И цель всех религий — любовь, а не что-то другое.
Любви если нет в нас, то мы просто все болтуны,
Не знаем тогда мы, религия что есть такое».

Он схватывал все на лету. Через пару недель
На азербайджанском уже сам он мог изъясняться:
«Политика — чушь. Чем правительство ваших земель
Пытаться свергать, лучше к Богу, домой возвращаться.

Ведь там политический строй совершенен уже.
Законы любви управляют там всем безупречно.
А ваши надежды на лучшее в чем? В мираже.
Ну так поместите их в то, что реально и вечно.

Устроиться здесь вы мечтаете. Ну и зачем?
Жизнь здесь — краткий миг. И он дан нам лишь для возвращенья
К любимому Господу. В царстве Его нет проблем.
И вечно там с Ним у вас личное будет общенье».

Вот так говорил он с людьми. А со мною дружил
И слушал меня как учителя, все принимая.
В цепи ученичества просто звеном я служил.
И как он был счастлив, речам моим с верой внимая!

Еще в первый день он, узнав, что я мяса не ем,
Спросил у меня, сколько лет я вегетарианец.
Услышав, что двадцать, воскликнул: «Ура!» А затем
От счастья, от радости чуть не пустился он в танец.

«Я с детства с убийством животных смириться не мог.
Есть мясо всегда для меня было страшною мукой.
Но старшие все обманули меня, видит Бог,
Сказав, что без мяса умру я. Но ты мне порука».

И с этого дня Мухаммад больше мяса не ел.
И так же, как я, вместо чая просил кипяточка.
«Я в жизни однажды попробовал чай и сумел
Понять, что чай — это наркотик. Воистину. Точно».

Смотря на него, думал я: «Кто же это такой?
Откуда такая душа в этот мир к нам спустилась?»
Он поднял глаза, где царил бесконечный покой,
Куда царство чистой любви неким чудом вместилось.

«Вопрос у меня к тебе, Питер, — сказал он мне, — Но
Сначала, прошу, поклянись, что ты правду ответишь».
«Клянусь». «Поклянись Богом», — он настоял все равно.
«Всевышним клянусь. Что случилось? Ты что, мне не веришь?»

«Я верю. Но ты б не ответил на этот вопрос,
Ты скрыл бы секрет свой. А так ты поклялся мне Богом.
Ты — ангел???» «Конечно же нет. Ты так думал? Всерьез?
Нет-нет. Я простой человек. И таких очень много.

И то, что собой представляю я, — лишь результат
Того, что мне, падшей душе, дал учитель мой милый.
А хочешь, тебя познакомлю я с ним, Мухаммад?»
«Да! Очень хочу!» — он ответил с особенной силой.

И я разработал такой стратегический план:
«Что там ни случись с нами, мы-то друг друга разыщем.
Сейчас интернет есть, поможет он нашим делам.
Друг друга найти в этом мире сейчас простотища.

В Крыму у меня есть Ажар. Мы как брат и сестра.
Мы с ней так сдружились, что стал я ей названным братом.
Татарка она, мусульманка и очень добра.
Живет как монашка, верна своему целибату.

И замуж не хочет она. Вот не хочет, и все.
И я убежден: ей когда о тебе расскажу я
И кое о чем попрошу, то поможет во всем.
Придется нам хитрость одну предпринять небольшую.

Фиктивно поженитесь вы, чтобы в нашей стране
Ты смог поселиться. И там проповедуй на славу.
Не бойся. Ты женишься только фиктивно на ней,
На наше гражданство чтоб ты получил просто право».

Легенду знакомства с невестой  ему сочинив,
Запомнить велев все контакты мои в Украине,
Я думал о том, что его там фиктивно женив,
Уж я позабочусь о нем, как о собственном сыне.

Мы утром вставали, рассвет лишь забрезжит едва.
Он утренний делал намаз. Я на четках молился.
Молитва моя занимала часа где-то два.
Намаз у него минут сорок, наверное, длился.

Однажды ко мне Мухаммад подойдя, попросил:
«Молитве меня обучи, той, что ты повторяешь?»
Я обнял, как сына, его изо всех своих сил:
«Вкус к миру ты с этой молитвой совсем потеряешь.

Дав Бога тебе, она в сердце твоем разорвет
Последние связи с материей. Так что подумай».
«Как раз это то, что мне надо. Меня Бог зовет.
К Нему так хочу я, что больше мне не до раздумий».

«Ну что ж. Хорошо. Значит, завтра вернемся опять
К беседе. Без спешки такие вопросы решают».
Наутро, молитву свою завершив повторять,
Увидел я: ждет он, и делу ничто не мешает.

«Итак ты готов? Или, может, сомнения есть?»
«Готов». «Для того, чтоб молитве ты смог обучиться, —
Сказал я, сев на пол, его пригласив тоже сесть, —
Я должен пред Богом, мой друг, за тебя поручиться.

И если ты не передумаешь, завтра в обед
Мне дать будешь должен пред Богом четыре обета.
Сейчас расскажу я, каков будет каждый обет.
А будут вопросы — на них ты получишь ответы.

Условие первое — полный навеки отказ
От всяких наркотиков, от табака, алкоголя».
С улыбкой он молча кивнул головой. «Это раз.
Не есть мясо, рыбу и яйца — условье другое».

Он снова кивнул. «На азартные игры запрет
И на махинации — это условие третье».
«Я так и живу. И я дам каждый этот обет».
«Прекрасно. Тогда расскажу о четвертом обете.

Секс…» Он изменился в лице и вскочил предо мной.
«Нет-нет! Ни за что!» — заявил он. И я рассмеялся:
«Садись и послушай. Секс только с законной женой.
А ты что подумал? Чего, брат, ты так испугался?»

«Отлично! А то я подумал другое. Прости.
Немедля готов дать тебе я все эти обеты».
«Нет. Завтра. До этого будешь поститься. Иди.
Готовься. Важнейшее в жизни событие это».

Молился тем временем я за него Небесам.
И вот час настал. И обеты он дал перед Богом.
Великой молитвы я текст на листке написал.
И он удивился, что слов в ней не так уж и немного.

Три слова. Они повторяются несколько раз,
Но в разном порядке. «Красиво. И что они значат?»
Когда я сказал, он пришел в настоящий экстаз.
И я стал молиться на четках. И он тоже начал.

Потом он мне задал вопрос: «Это что за язык?»
«Язык это ангелов и обитателей рая».
Ответ для него мой был будто бы грохот грозы.
Он то повторял, то потом умолкал, замирая.

«Пророк наш об этой молитве нам не говорил.
В Коране, в хадисах о ней не читал я ни слова».
«О да. Это тайна. Поэтому сам Гавриил
Ему передал для всех прочих лишь только основы.

Пока человек ищет счастья, удел его — рай,
И то если хватит на это ему благочестья.
Но если он жаждет любви, той, что бьет через край,
Ее обретя, вечно жить будет в лучшем он месте.

Кто хочет, чтоб жертвою вечной была его жизнь,
Войдет в мир любви, в сокровенную Божью обитель.
Ты этого хочешь? За эту молитву держись.
И следуй тому, чему учит духовный учитель.

Уверен, что эту молитву пророк повторял.
Но всех остальных вел он в рай, как они и хотели.
Молитву о чистой любви он им не поверял.
Она лишь для тех, кто желает любви в самом деле».

Тогда Мухаммад (то есть мой Мухаммад, не пророк)
Сказал: «Я не смею молитвою этой молиться.
Она так же точно чиста и невинна, как Бог.
Должна лишь очищенным сердцем она возноситься».

«Она же тебя и очистит. Как солнце, она
Способна на свете очистить все, не оскверняясь.
И через меня коль тебе она Богом дана,
Сокровище это ему возноси, не стесняясь.

И эта молитва, все сердце твое пробудив,
Тебя от любви танцевать, петь и плакать заставит.
Когда же ее возносить ты с любовью в груди
Продолжишь, она тебе все свои тайны проявит.

Она неотлична от Бога. Она — это Бог.
И в ней Бог раскроет Себя — Свою форму, деянья.
И эта молитва к Нему приведет на порог
Тебя, когда с телом наступит момент расставанья».

«Спасибо за дар. Я его, в золотые шелка
Сейчас завернув, не посмею пока что касаться.
Я слишком нечист, слишком грешен и низок пока,
Хоть многим могу очень праведным внешне казаться».

Днем позже из камеры нашей забрали его.
И долго о нем не имел никаких я известий.
Мне суд присудил девять месяцев зоны всего.
И вот я стою, жду отправки на сборочном месте.

Кого-то уводят, кого-то приводят. Толпа.
Какая-то группа зашла — вижу там Мухаммада.
Воистину воля Господня отнюдь не слепа.
Внезапно, нежданно она все устроит как надо.

Мы обнялись крепко. Его отправляли на суд.
Он был в этот раз необычно каким-то блаженным.
Сиял он. Таким никогда еще не был он тут.
Другим человеком как будто он стал совершенно.

«Неделю назад Бог мне дал наставленье во сне,
Чтоб я повторял ту молитву. И я повторяю.
И правда, все то, что о ней ты рассказывал мне, —
Реальность. Я в эту реальность, как в море, ныряю.

Сказал ты, что эта молитва меня, пробудив,
В блаженстве любви танцевать, петь и плакать заставит.
Когда же ее возносить я с любовью в груди
Продолжу, она свои тайны сама мне проявит.

Она неотлична от Бога. Она — это Бог.
В ней Бог раскрывает Себя — Свою форму, деянья.
Все именно так происходит. И каждый в ней слог
Исполнен духовной реальности очарованья».

Потом мы расстались. Меня в тот же день привезли
В бесплатную зону. Туда принимали без взяток.
Оттуда чтоб перевестись, люди деньги несли
Огромные. Вот такой там был сделан порядок.

Вновь прибывших в карцер сажали на пару часов.
Зачем? Да чтоб карцера мы пуще смерти боялись.
Затем карантин был: пятнадцать дней жестко, как псов,
Нас дрессировали и как только не измывались.

Одним из приемов, как выдавить деньги из нас,
Заставив стремиться попасть как-то в зону другую,
Был строгий (на деле смертельный) запрет на намаз
(Меня не коснулось — намаз ведь я не практикую).

И все до единого в этой тюрьме совершать
Намаз прекращали. Кто сразу, кто после побоев.
Все знали, что если упорствовать ты продолжать
Попробуешь, просто расправятся зверски с тобою.

И это меня напугало, в том смысле, что я
Представил, что в эту тюрьму привезут Мухаммада.
Уж он свой намаз до последнего будет стоять.
И мучеником умереть для него — то что надо.

И сердце мое оборвалось. Вот это беда!
Не чувствовал прежде такой никогда я боязни.
Фактически, если его привезли бы сюда,
То можно его приговор приравнять к смертной казни.

И если б не это щемящее чувство беды,
То можно сказать: я свой срок отсидел превосходно.
Молился по восемь часов каждый день. И в ряды
Тюремного люда сажал все, что богоугодно.

Стихов написал я с полсотни как минимум там.
Мой сборник «Глазами души» их доныне содержит.
И экскурс мой тот по не столь отдаленным местам
Окончил тюремных ворот заключительный скрежет.

Крым. Сразу к Ажар. И она меня не подвела.
И полностью выполнить роль свою пообещала,
Лишь стоило ей услыхать про такие дела.
И вроде неплохо у нас получалось сначала.

Мы с ней сочиняли эмэйлы почти что в стихах.
Поныне на freemail.ukr.net переписка хранится.
Искали мы в Азербайджане ее жениха,
Что был арестован там за нарушенье границы.

Нам правозащитник Зейналов Эльдар помогал.
И мы наконец с его помощью все разузнали.
Я чуть не упал, я едва устоял на ногах,
Хоть думал уже я давно о подобном финале.

Суд дал Мухаммаду год — чуточку больше, чем мне.
Отправлен туда он, куда был отправлен и я же.
И этого лишь одного мне хватило вполне,
Чтоб смог я понять, что случилось, в подробностях даже.

Я был там в то время, в той самой тюрьме, лично сам.
Я лично свидетель того, что он в зону не вышел.
Три месяца, значит, уже, как он на небесах.
Но нет, он не на небесах — он значительно выше.

Но даже узнав это, мы продолжали писать.
Хоть ясно и так было все, я усилья утроил
На то, чтоб хотя бы следы его там отыскать.
И думал: «О Господи, что ж Ты такое устроил?!»

Искали. Три раза людей отправляли туда.
Исчез Мухаммад. Словно канул бесследно он в воду.
Такая трагическая приключилась беда.
Такая уж материального мира природа.

Такой у истории этой печальный исход.
Печальный по меркам земным. И счастливый по вечным.
Быть может, сегодня мой тоже наступит черед
Уйти. И я в этом не вижу проблемы, конечно.

Молитва, которую дали Вы мне, — это Бог.
В ней Бог раскрывает Себя — Свою форму, деянья.
И эта молитва к Нему приведет на порог
Меня, когда с телом наступит момент расставанья.
_________________________________________________
¹ В той части Ирана люди говорят на тюркском диалекте, который я понимаю
² Мусульманская духовная семинария